ПРАВО НА НЕСОЧУВСТВИЕ
Або трішки про дядька з сусіднього села
Меня не то, что бы удивило (Я уже как-то устал удивляться. С расширением информационных горизонтов до бесконечности удивляться можно ежеминутно. Стоит захотеть и немножко поискать, погуглить) – меня покоробило беззаботное сочетание логического (принудительного) посыла и чувственного начала. Вы «должны сочувствовать». Слово «должны» - оно вроде из казенной оперы, типа устава внутренней службы, должностной инструкции и т.п. А вот «сочувствовать», «чувствовать» - это стихия, плохо управляемая, приказу практически не поддающаяся. Как говорится, «сердцу не прикажешь». Или: «насильно мил не будешь».
Должны ли украинцы сочувствовать россиянам по поводу очередного обрушения летательного аппарата РФ и гибели людей? Даже если допустить (согласиться): да, должны! – у мерзких хохлов искреннее сочувствие может не получиться. Это не тот процесс, который можно регламентировать. Где-то в глубине души недоброго укра будет тлеть злорадство: «Шо, москалі, долітались?!»
…У сусідньому селі (умовно) жив собі дядько. Здоровецький, грубий , крикливий. Як там у Івана Котляревського: «…На всеє зле проворний…»
З сусідами він не ладив. Ліз битися з приводу і без приводу. Зазвичай причин довго не вишукував, бо сила і нахрап робили його аргументи невідпорними.
Одного сусіда відметелив до непритомності. Слава Богу, односельці збіглися, гуртом відібрали опонента. А то прибив би! А причиною була нібито курка, яка забігла на чужий город і наробила там непоправної шкоди.
А в сусіда зліва він прихопив два метри землі вздовж усієї межі. Вночі переніс паркан. Здоровий! Як стемніло, викопав стовпчики і до світанку закопав далі, де намітив раніше. Звичайно, кривджений сусід кинувся жалітись, побіг у сільраду… Та захопник був непохитний: тут так стояло! Я нічого не переставляв. Хай не бреше!
Ще одному сусідові, через три двори, коли той із родиною кудись поїхав, підпиляв електричного стовпа. Стовп упав пізніше, як піднявся вітер. І прямо у двір. Добре, що там якраз нікого не було – ні людей, ні скотини.
А все через те, що цей сусід якось привселюдно назвав підпилювача придурком.
Звичайно, всі знали, що це робота Івана (назвемо його так). І місцеве начальство – також. Але ніхто не хотів із ним зв’язуватися, з’ясовувати що до чого, доводити… Грубе ж хамло! Собі дорожче вийде!
І тут весною, коли прийшли перші грози, в Іванів сарай (з гаражем, літньою кухнею, кімнатою відпочинку на горищі, мансардою – по-грамотному) вдарила блискавка. Горіло харашо і напрочуд швидко. Коли підтяглися односельці, від сараю лишилося свіже попелище, окреслене цегляним периметром. Цегла, звісно, не згоріла.
Сусіди стояли мовчки, слухали Іванові матюки і зойки його дружини. Хтось неголосно зауважив: «Кара небесна!..»
Теперь я хочу вернуться к теме о сочувствии.
Есть в российском понуждении к сочувствию сходство со сравнительно недавним случаем, происшедшем в Северной Корее. Там человека казнили за то, что он недостаточно убедительно демонстрировал свою скорбь по поводу смерти любимого вождя.
Дела граждан, которые в дни траура посмели оставаться безучастными, были переданы на рассмотрение народных судов. Кадры, на которых была запечатлена церемония прощания с Ким Чен Иром, похоже, свидетельствовали о всенародном помешательстве. Тысячи корейцев бились в истерике и плакали навзрыд. Но чего там было больше: искреннего горевания или расчетливой имитации скорби – трудно сказать. Если принять во внимание грозящее наказание за «холодность чувств» (до 6 месяцев работ в трудовых лагерях), то лучше было отрыдать.
Конечно, это, так сказать, крайний случай. Но не в эту ли сторону указывает вектор развития российского общественного мнения: «Вы должны!..»
Откуда это монопольное право на морализаторство?
Когда вы его присвоили?
И не стоит ли прежде оглянуться на свои поступки, на свое поведение в подобных ситуациях?
Впрочем, это «присвоение» произошло не вот-вот, а намного раньше. Оно восходит к средневековым «царским правежам» и, ближе к нам, - к советскому тоталитаризму, который имел право на все, в том числе и на чувства, поскольку распоряжалась на одной шестой земной суши «ум, честь и совесть нашей эпохи».
Наверное, в мире есть какой-то механизм исторического баланса. Непостижимым образом он уравновешивает силы, которые то там то сям начинают доминировать на мировой арене. Внезапно, вроде бы ни с того ни с сего, рушатся мощные государства, разваливаются обширные империи…
Вот и в изящных многоходовочках российской политики все чаще случаются обломы. Можно бесконечно хитрить, но невозможно перехитрить навсегда.
Мне кажется, в российской истории начался период обломов. Наиболее отчетливо он прослеживается на фоне участившихся технических катастроф.
…Да, возвращаясь к наполненому песнями и плясками ТУ-154, который упал в Черное море. Один знакомый, который живо интересуется политикой (впрочем, в Украине таких сейчас много), спросил:
- А ты не знаешь, актера Пореченкова на борту не было?
Мне показалось, в его голосе была нотка надежды.
Павло СТОРОЖЕНКО
Коментарі
Дописати коментар